— Мисс Корнуоллис! — объявил Райдер.
Из-за стола президиума поднялась директор старшей школы. Ферн Корнуоллис была красивой женщиной, а к сегодняшнему мероприятию она подготовилась основательно и выглядела на все сто. Ее светлые волосы были уложены в изысканный французский пучок, к тому же она — одна из немногих в городе удосуживалась наносить макияж. Но яркая помада на губах лишь оттеняла тревожную бледность ее лица.
— Я готова подписаться под каждым словом комиссара Келли. То, что происходит в нашем городе, эта злоба, жестокость… я тоже такого никогда не видела. И это проблема не только школы. Это проблема ваших семей. Я знаю этих детей! Они росли на моих глазах. Я встречала их на городских улицах, в школьных коридорах. Или же в своем кабинете, когда того требовали обстоятельства. И тех, кто сегодня затевает драки, я бы никогда не назвала трудными детьми. В прошлом ни один из них не проявлял жестокости.
И вдруг я обнаруживаю, что совсем не знаю своих учеников. Я не узнаю их. — Она немного помолчала, потом сглотнула. — Я их боюсь, — тихо добавила она.
— Ну и чья в этом вина? — закричал с места Бен Дусетт.
— Мы никого не обвиняем, — пояснила Ферн. — Мы просто пытаемся понять, почему это происходит. Объединив усилия со средней школой, мы в срочном порядке пригласили пятерых советников-психологов. Сотрудники старшей школы сейчас работают с окружным психологом, доктором Либерман. Пытаются разработать план действий.
Бен поднялся с места. Это был вечно недовольный холостяк лет пятидесяти, потерявший руку во Вьетнаме; он постоянно сжимал свою культю здоровой рукой, словно подчеркивая понесенную им утрату.
— Я могу сказать, в чем проблема, — начал он. — Это касается всей страны. Никакой дисциплины, черт возьми. Когда мне было тринадцать, думаете, я бы посмел схватиться за нож, угрожать своей матери? Да мой старик снес бы мне башку!
— Что вы предлагаете, господин Дусетт? — уточнила Ферн. — Чтобы мы били четырнадцатилетних подростков?
— А почему бы нет?
— Только попробуйте! — крикнул один из ребят, и его поддержал дружный хор детских голосов: «Только попробуйте! Только попробуйте! Только попробуйте!»
Собрание было под угрозой срыва. Линкольн встал и поднял руку, призывая всех к порядку. Начальника полиции Келли уважали в городе, поэтому его жеста было достаточно, чтобы толпа притихла и дала ему слово.
— Пора поговорить о реальных вариантах решения проблемы, — предложил он.
Джек Рейд поднялся со своего места.
— Мы не можем искать решение, для начала нам необходимо понять причину происходящего. Мои мальчишки считают, что это все из-за новеньких — тех, кто приезжает к нам из больших городов. Это они сколачивают банды, а может, и распространяют наркотики.
Ответ Линкольна утонул во внезапном крещендо голосов. По его раскрасневшемуся лицу Клэр поняла, что он взбешен.
— Это не чужая проблема, принесенная издалека, — возразил Линкольн. — Это наше, местное явление. Это наша проблема, ведь именно наши дети попадают в беду.
— Но кто их подтолкнул к этому? — не унимался Рейд. — Кто их спровоцировал? Некоторым здесь просто не место!
Молоточек Глена Райдера все стучал и стучал по столу, но без толку. Джек Рейд взорвал толпу, и теперь кричали все разом. И вдруг во всей этой сумятице послышался женский голос:
— А как же слухи о многовековом сатанинском культе? — Это была Дамарис Хорн, вскочившая со своего места. Трудно было не заметить копну ее белокурых волос. Как и заинтересованные взгляды мужчин, обращенные в ее сторону. — Мы все наслышаны о старых костях, которые откопали на берегу озера. Я так понимаю, это было массовое убийство. Может быть, даже ритуальное жертвоприношение.
— Это произошло больше ста лет назад, — пояснил Линкольн. — И не имеет никакого отношения к нашим делам.
— А может, и имеет. В Новой Англии издавна бытуют сатанинские культы.
Линкольн явно начинал терять терпение.
— Единственный здешний культ, — огрызнулся он в ответ, — это тот, который вы придумали для своего грязного таблоида!
— Тогда, быть может, вы развеете тревожные слухи, которые бродят по городу, — не сдавалась Дамарис. — И например, объясните, откуда на стене старшей школы взялись три шестерки.
Линкольн устремил удивленный взгляд на Ферн. Клэр сразу же поняла, что означает этот взгляд. Они оба были поражены осведомленностью журналистки.
— А в прошлом месяце обнаружили амбар, залитый кровью, — продолжала Дамарис. — Что вы на это скажете?
— Там просто разлили банку красной краски. А не кровь.
— А огни, что горели на Буковом Холме? Как я узнала, это территория лесного заповедника.
— Минуточку, — вмешалась Лоис Катберт, член городского совета. — Как раз это я могу объяснить. Просто один приезжий биолог, доктор Татуайлер, рыскает по ночам в поисках саламандр. Я сама недавно едва не наткнулась на него в темноте, когда он спускался с холма.
— Хорошо, — уступила Дамарис. — Забудем огни на Буковом Холме. Но я все равно утверждаю, что в городе происходит много странного и необъяснимого. Если после собрания кому-то захочется поговорить со мной об этом, я готова выслушать. — Журналистка снова села.
— Я согласна с ней, — произнес дрожащий голос. В дальнем конце помещения со своего места поднялась маленькая бледная женщина; она нервно куталась в пальто. — В этом городе действительно творится что-то странное. Я это давно чувствую. Вы, конечно, можете все отрицать, комиссар Келли, но у нас здесь поселилось зло. Я не говорю, что это Сатана. Я не знаю, что это. Но жить здесь больше не могу. Я уже выставила свой дом на продажу и на следующей неделе уезжаю. Пока что-нибудь не случилось с моей семьей. — Она повернулась и вышла из затихшего зала.
Воцарившуюся тишину прорезал тонкий писк пейджера Клэр. Взглянув на дисплей, она поняла, что звонят из больницы. Пробралась к выходу и вышла на улицу, чтобы перезвонить со своего сотового телефона.
После душной столовой ветер казался пронизывающе холодным, и, ожидая ответа, Клэр, поеживаясь, облокотилась о стену здания.
— Лаборатория. Клайв у телефона.
— Это доктор Эллиот. Вы звонили мне на пейджер.
— Я не знаю, нужны ли вам результаты анализов, ведь пациент умер. Я только что получил бумаги по Скотти Брэкстону.
— Да, я хочу знать обо всех результатах.
— Во-первых, у меня есть окончательное заключение из «Лабораторий Энсон» по расширенному анализу на наркотики и токсины. Ничего не обнаружено.
— А что-нибудь насчет пика на хроматограмме?
— Об этом ничего не сказано.
— Это, должно быть, какая-то ошибка. Анализ на токсины должен был что-то показать.
— Но здесь написано только это: «Ничего не выявлено». Мы также получили окончательный результат по назальному секрету. Здесь целый список микроорганизмов, вы ведь просили указать все, что обнаружится. В основном это привычные бактерии. Из группы стафилококков: эпидермальный стафилококк, стрептококк альфа. Обычно мы их не отражаем в отчетах.
— А что-нибудь необычное выросло?
— Да. Вибрио фишери.
Она нацарапала название на клочке бумаги.
— Никогда не слышала о таком организме.
— Вот и мы тоже. Впервые встречаем. Должно быть, какая-нибудь радионуклидная примесь.
— Но я брала образец со слизистой пациента.
— Сомневаюсь, что источник загрязнения находится в нашей лаборатории. Этим бактериям неоткуда взяться в больнице.
— А что это за вибрио фишери? Где она вообще произрастает?
— Я спрашивал у микробиолога из лаборатории Бангора, где они обитают. Она говорит, что этот вид обычно паразитирует на беспозвоночных моллюсках, таких как кальмары или морские черви. Становится их симбионтом. Беспозвоночный моллюск для них — идеальное обиталище.
— А что вибрио дает взамен?
— Обеспечивает энергией светящийся орган.
Ей понадобилось время, чтобы осознать сказанное.
— Вы хотите сказать, что эта бактерия биолюминесцентна?