Спустя четыре часа после обнаружения бедренной кости Клэр зашла в «Монаганз» перекусить. Динозавры в количестве семи человек, все в оранжевых блейзерах поверх фланелевых рубашек, сидели как обычно — на высоких стульях слева от барной стойки, возле специального аппарата для приготовления молочных коктейлей.

Когда Клэр вошла в кафе, Нэд Тиббетс обернулся и кивнул. Приветствие не было приветливым — скорее вежливым, но мрачным:

— Доброе утро, док.

— Доброе утро, господин Тиббетс.

— Сегодня ожидается жуткий ветер.

— На улице уже зябко.

— Ветер с северо-запада. Может, и снег к вечеру пойдет.

— Чашечку кофе, док? — предложила Надин.

— Спасибо.

Нэд повернулся к остальным динозаврам, которые, по-разному отреагировав на появление Клэр, продолжили беседу. По именам она знала только двоих; остальные были знакомы в лицо. Клэр села с другой стороны стойки, одна, как и было положено чужаку. Конечно, люди относились к ней хорошо. Они улыбались и были вежливы. Но для них, живших здесь с рождения, ее восьмимесячное пребывание в Транквиле было не более чем временной остановкой, попыткой городской девчонки пожить простой жизнью. Казалось, все считали, что зима станет для нее проверкой на прочность. Четыре месяца снежных бурь и гололеда заставят ее вернуться в родной город, как это было с двумя ее предшественниками, сбежавшими от трудностей.

Надин поставила перед Клэр дымящуюся чашку кофе.

— Полагаю, вы уже все о ней знаете, верно? — спросила она.

— Все знаю — о чем?

— О кости.

Надин терпеливо ждала, пока Клэр внесет свой вклад в копилку городских сплетен. Как большинство женщин штата Мэн, Надин была приучена слушать. Вести разговоры считалось здесь привилегией мужчин. Клэр уже имела возможность убедиться в этом. Каждый раз, заходя в местные магазины или на почту, она замечала, что мужчины толпятся у входа и оживленно беседуют, а их жены молча стоят в сторонке и наблюдают.

— Я слышал, это кость ребенка, — проговорил Джо Бартлетт, развернувшись на стуле в сторону Клэр. — Бедренная кость.

— Верно, док? — переспросил другой.

Остальные динозавры тоже обернулись и уставились на Клэр.

— Кажется, вы уже все знаете, — улыбнувшись, ответила она.

— Говорят, на ней приличный след от удара. Ножом или топором. Да еще и звери здорово обгрызли.

— Вот вам сегодня тема-то для разговоров, — фыркнула Надин.

— За три дня в здешних лесах еноты и койоты обглодают кости начисто. Потом еще собаки Элвина полакомятся. Знаете, он ведь их почти не кормит. А такая косточка для них — лакомый кусочек. Возможно, его собаки глодали ее неделями. А Элвину даже невдомек посмотреть, что они там грызут.

— Куда там Элвину, он же вообще думать не умеет! — рассмеялся Джо.

— А может, он и сам подстрелил этого ребенка. Просто принял за оленя.

— Кость с виду очень старая, — вмешалась Клэр.

Джо Бартлетт сделал знак Надин.

— Я решил, что взять. Сделай-ка мне сандвич «Монте-Кристо».

— Ого! Джо у нас сегодня шикует! — воскликнул Нэд Тиббетс.

— А вам, док? — спросила Надин.

— Пожалуйста, сандвич с тунцом и грибной суп.

Клэр обедала и прислушивалась к разговору мужчин, живо обсуждавших, кому могла принадлежать кость. Не слышать было невозможно — трое из них носили слуховые аппараты. Динозавры помнили события аж шестидесятилетней давности и с удовольствием, словно шариками, жонглировали самыми невероятными версиями. Может, это та девочка, что упала со скалы Лысый Утес? Нет, ее тело нашли, верно ведь? А может, это дочка Джеветта — не она ли сбежала из дома в шестнадцать лет? Нэд возразил: его мама рассказывала, что та живет в Хартфорде; этой девчонке, похоже, сейчас за шестьдесят — наверное, уже бабушка. Фред Муди сказал, мол, его жена Флорида считает, что мертвая девушка не здешняя — наверное, из тех, что приезжали на лето. В Транквиле зорко следили за судьбой своих жителей, и неужели пропустили бы исчезновение местного ребенка?

Надин налила Клэр еще одну чашку кофе.

— Они, наверное, не успокоятся, — заметила она. — Будто бы дело государственной важности обсуждают.

— А все-таки, откуда они узнали про кость?

— Джо — троюродный брат Флойда Спира, нашего полицейского. — Надин начала проворно протирать стойку; от ее тряпки исходил едва уловимый запах хлорки. — Говорят, сегодня из Бангора прибывает какой-то специалист по костям. А я так считаю, что это останки кого-нибудь приезжего.

В самом деле, такой вариант представлялся очевидным — какой-нибудь приезжий. И неважно, шла речь о нераскрытом преступлении или о неопознанном теле, такая версия устраивала всех. В июне население Транквиля возрастало вчетверо — это богатеи из Бостона и Нью-Йорка начинали прибывать на каникулы в свои домики у озера. Здесь, на мирном летнем поселении, они нежились в шезлонгах во дворах своих коттеджей, а их дети плескались в воде. В магазинах Транквиля начинали весело позвякивать кассовые аппараты, отсчитывая доллары, которые приезжие вливали в местную экономику. Кому-то нужно было убираться в коттеджах, ремонтировать шикарные автомобили, доставлять продукты. Денег, которые успевали заработать за это короткое летнее время, местным жителям хватало на то, чтобы пережить зиму.

Именно деньги заставляли их терпеть чужаков. А еще тот факт, что в сентябре, с началом листопада, гости снова исчезали, оставляя городок тем, кто в нем родился и жил.

Клэр закончила обед и пешком отправилась в свой офис.

Центральная улица Транквиля изгибалась вдоль берега озера. В главной части Вязовой улицы располагались автозаправка и сервис Джо Бартлетта, которыми он управлял в течение сорока двух лет, пока не отошел от дел; теперь две его внучки заправляли бензин и меняли масло. Вывеска над гаражом гордо провозглашала: «Владельцы и распорядители — Джо Бартлетт и внучки». Клэр всегда нравилась эта вывеска; ей казалось, она многое говорит о хозяине, Джо Бартлетте.

У здания почты Вязовая улица сворачивала к северу. С озера уже дул тот самый северо-западный ветер. Он бесчинствовал в узких переулках между зданиями, превращая прогулку по тротуару в преодоление целой серии ледяных коридоров. Из окна, располагавшегося над универсальным магазинчиком, таращился черный кот, будто удивляясь глупости существ, выползших на улицу в такую погоду.

Рядом с магазином располагалось желтое здание в викторианском стиле, где Клэр принимала больных.

Прежде здание служило доктору Помрою одновременно и офисом и домом. На потускневшем стекле входной двери до сих пор сохранилась вывеска: «Медицинский кабинет». И хотя надпись «врач Джеймс Помрой» заменили на «врач Клэр Эллиот, семейный доктор», иногда ей казалось, что на неровном стекле сквозь свеженанесенные буквы, словно призрак, проступает старая надпись, не желающая впускать новую обитательницу.

За стойкой регистратуры болтала по телефону помощница Клэр Вера; когда она листала регистрационный журнал, ее браслеты издавали мелодичный звон. Прическа Веры отражала ее характер — растрепанная, курчавая и неровная. Она прикрыла рукой трубку и сообщила Клэр:

— Мейрид Темпл ждет вас в кабинете осмотра. У нее болит горло.

— Много у нас записей на сегодня?

— Придут еще двое, и все.

«Итого шесть пациентов в день», — встревожилась про себя Клэр. С тех пор как разъехались летние туристы, практика Клэр заметно сократилась. Она была единственным практикующим врачом в Транквиле, и все-таки большинство местных жителей ездили за медицинской помощью в Два Холма, что в тридцати километрах отсюда. И Клэр знала, почему: мало кто в городе верил, что она продержится дольше, чем одну суровую зиму, и люди не видели смысла привязываться к врачу, которая уедет уже к следующей осени.

Мейрид Темпл была одной из немногих пациенток, которых удалось привлечь, и то только потому, что у Мейрид не было машины. Она прошла полтора километра пешком, чтобы попасть в город, и сейчас, сидя в кресле, отдыхивалась после прогулки по холоду. Мейрид стукнул восемьдесят один год, и у нее не было ни зубов, ни миндалин. Ни почтения к специалисту.