— Но наша лаборатория обнаружила пик на газовом хроматографе, — возразила она. — В крови мальчика что-то было.
Делрей рассмеялся.
— Вы видели наш газовый хроматограф? Он древний. Его за ненадобностью передали из Медицинского центра восточного Мэна. Разве можно доверять его показаниям?
— Но проверочный тест был необходим. — Клэр перевела взгляд на Сарники. — Вот почему я взяла у него кровь. Только потому, что Эдам отказался это делать.
— Она провела несанкционированный забор крови, — уточнил Делрей.
Хэйс вздохнул.
— Не стоит делать из мухи слона, Эдам. Мальчику не причинили вреда, и он, целый и невредимый, сидит сейчас в Центре заключения.
— Она проигнорировала волю отца.
— Один забор крови не повод для судебного преследования.
Клэр встрепенулась.
— Что, Пол Дарнелл намерен обратиться с судебным иском?
— Нет, вовсе нет, — успокоил ее Хэйс. — Я говорил с ним сегодня утром, и он заверил меня, что не собирается ни на кого подавать в суд.
— Я скажу вам, почему он отказывается от судебного преследования, — вмешался Делрей. — Потому что его бывшая жена пригрозила, что будет саботировать любые судебные действия. Это естественная реакция всех брошенных жен. Что бы муж ни предложил, жена все равно возражает.
«Спасибо вам, Ванда», — подумала Клэр.
— Ну, выходит, инцидент исчерпан, — с явным облегчением подвел итог Сарники. — Насколько я понимаю, никаких мер нам предпринимать не нужно.
— А как же письмо? — спросила Клэр. — Кто-то ведь пытается уничтожить мою практику.
— Не знаю, что можно сделать с анонимкой.
— Но она подписана: «Обеспокоенный медицинский работник». — Клэр с вызовом посмотрела на Делрея.
— Нет уж, увольте, — огрызнулся он. — Я к этому не имею никакого отношения.
— Значит, Пол Дарнелл, — сказала она.
— Там были еще две медсестры, помните? Честно говоря, письмо подловатое, вполне в женском духе.
— Что это значит, черт возьми? — в ярости выпалила она. — «В женском духе»!
— Я просто высказываю свое мнение. Мужчины прямолинейны в таких вопросах.
— Эдам, это к делу не относится, — одернул его Сарники.
— Как раз относится, — возразила Клэр. — Это наглядно демонстрирует его истинное отношение к женщинам. Вы хотите сказать, Эдам, что мы все лгуньи?
— Ну, это уж совсем не по делу, — оборвал их спор Сарники.
— Она приписывает мне то, чего я не говорил! Я не рассылал эти письма, и Пол тоже! Зачем нам это нужно? По городу уже и так ползут слухи.
— Все, совещание окончено, — отрезал Сарники и хлопнул рукой по столу, призывая всех замолчать.
И тут они услышали сообщение по больничному радио. Оно казалось едва слышным, потому что двери в комнату были закрыты.
— Угроза жизни, отделение интенсивной терапии. Угроза жизни, отделение интенсивной терапии.
Клэр мигом вскочила из-за стола. Ее пациент с инфарктом как раз находился в отделении интенсивной терапии.
Она выбежала из комнаты и бросилась к лестнице. Два пролета вверх — и она уже в отделении интенсивной терапии. Клэр испытала облегчение — ее пациент находился вне опасности. Тревога исходила из бокса номер шесть, в дверях которого уже толпились медики.
Они расступились, пропуская Клэр.
Первое, на что она обратила внимание, войдя в палату, — это запах. Запах дыма и опаленных волос исходил от крупного мужчины с перепачканным сажей лицом, который лежал на больничной койке. Макнелли, заведующий реанимацией, склонился над головой пациента, безуспешно пытаясь ввести эндотрахеальную трубку. Клэр посмотрела на кардиомонитор.
Прибор показывал синусовую брадикардию. Сердце пациента билось, но медленно.
— Что у него с давлением? — спросила она.
— Кажется, систолическое девяносто, — отозвалась медсестра. — Он такой грузный, я еле прослушиваю пульс.
— Я не могу его интубировать! — крикнул Макнелли. — Давай-ка, еще разок подкачайте его.
Санитар снова прижал кислородную маску к лицу пациента, запуская кислород в его легкие.
— У него шея такая короткая и толстая, что я даже не вижу голосовых связок, — сказал Макнелли.
— Анестезиолог сейчас придет, — сообщила медсестра. — Позвать еще и хирурга?
— Да, позови. Придется делать экстренную трахеотомию. — Он поднял взгляд на Клэр. — Может, у вас получится интубировать его?
Она сомневалась в том, что справится, но хотела попробовать. Сердце ее колотилось, когда Клэр подошла к изголовью кровати и, уже собираясь ввести пациенту в рот ларингоскоп, вдруг заметила, что веки мужчины дрогнули.
Она застыла в удивлении.
— Он в сознании.
— Что?
— Похоже, он в сознании!
— Тогда почему он не дышит?
— Дайте еще кислород! — велела Клэр и отступила, снова пропуская санитара к кровати.
Пока на пациента надевали маску и запускали в легкие кислород, Клэр быстро оценивала ситуацию. Веки пациента действительно подрагивали, как будто он силился открыть их. Но при этом он не дышал, а его конечности казались безвольными.
— Откуда его привезли? — осведомилась она.
— Поступил по «скорой» сегодня днем, — пояснил Макнелли. — Он пожарный-доброволец, на месте пожара с ним случился обморок. То ли удушье, то ли сердечный приступ — в общем, его пришлось вытаскивать из здания. Мы приняли его с диагнозом поверхностные ожоги и подозрение на инфаркт миокарда.
— У него все было нормально, пока он лежал здесь, — добавила медсестра. — Даже разговаривал со мной совсем недавно. Я дала ему дозу гентамицина, и у него вдруг началась брадикардия. И тогда я поняла, что он перестал дышать.
— А почему он принимает гентамицин? — поинтересовалась Клэр.
— Ожоги. Одна из ран была сильно загрязнена.
— Послушайте, мы же не можем всю ночь пичкать его кислородом, — вмешался Макнелли. — Вы позвали хирурга?
— Да, — ответила медсестра.
— Тогда давайте готовить его к трахеотомии.
— Возможно, она ему не понадобится, Гордон, — заметила Клэр.
Макнелли скептически посмотрел на нее.
— Но я не смог ввести ему трубку. Вы сможете?
— Давайте сначала попробуем кое-что другое. — Клэр повернулась к медсестре. — Введите ему ампулу хлорида кальция, внутривенно.
Медсестра вопросительно взглянула на Макнелли, который недоуменно покачал головой.
— С чего это вдруг кальций? — спросил он.
— До того как он перестал дышать, ему ведь дали антибиотик, верно? — уточнила Клэр.
— Да, из-за открытой ожоговой раны.
— И у него случилась остановка дыхания. Но он не потерял сознание. Я думаю, он до сих пор в сознании. Что это означает?
Макнелли внезапно понял ее.
— Нейромышечная блокада. От гентамицина?
Клэр кивнула.
— Мне самой никогда не приходилось наблюдать такую реакцию, но она описана. И противодействующий препарат в этом случае — кальций.
— Я ввожу хлорид кальция, — сообщила медсестра.
Все замерли, наблюдая за процессом. Тишину нарушало лишь нескончаемое шипение кислорода, поступающего в маску. Первыми среагировали веки пациента. Они медленно открылись, и мужчина посмотрел вверх, с трудом фокусируя взгляд на лице Клэр.
— Он дышит! — воскликнул санитар.
Прошло несколько секунд, и пациент закашлялся, шумно вздохнул и снова закашлял. Он поднял руку и попытался сдернуть маску с лица.
— Думаю, он хочет что-то сказать, — догадалась Клэр. — Дайте ему это сделать.
Когда с его лица убрали маску, пациент ответил ей благодарным взглядом.
— Сэр, вы что-то хотели сказать? — спросила Клэр.
Мужчина кивнул. Все подались вперед в надежде услышать его первые слова.
— Пожалуйста, — прошептал он.
— Да? — подбодрила его Клэр.
— Давайте… больше не будем… так делать.
По боксу разнесся дружный смех, а Клэр похлопала мужчину по плечу. Потом повернулась к медсестрам и сказала:
— Думаю, трахеотомию можно отменить.
— Я рад, что хотя бы у кого-то еще осталось чувство юмора, — сказал Макнелли, когда несколько минут спустя они с Клэр вышли из бокса. — В последнее время здесь что-то мрачновато. — Он остановился у поста медсестер и оглядел стройный ряд мониторов. — Не знаю, где будем размещать новых больных, если вдруг поступят.